Политически мотивированное преследование украинского активиста Игоря Мовенко длилось более 2-х лет. После того, как украинец вместе с семьей покинул оккупированный полуостров, он рассказал Крымской правозащитной группе подробности дела против него.
— Все началось в 2016 году. Я активно показывал, что я украинец, использовал украинскую символику, флаги, ездил на велосипеде, на котором была нанесена символика Украины.
В один из дней я подъехал к супермаркету, оставил велосипед, а когда вернулся, увидел, что возле меня стоит какой-то человек, и нецензурно выражается, глядя на наклейки на велосипеде. Я хотел ему ответить, но он начал меня бить. Он нанес три удара, один сразу в лицо (тройной перелом), повалил меня на землю, надел стяжки на руки.
В дальнейшем он преподносил эту ситуацию так, что я якобы был террористом, в сумке у меня была бомба, и я кричал, что хочу всех взорвать. Как я понимаю, он этим оправдывал свои действия. Все это происходило возле “Новуса”, там были видеокамеры. Естественно, что запись никто нам не предоставил, ее удалили. На меня открыли административное дело за ношение “нацистской символики” или похожей на нее.
За украинскую символику Игоря Мовенко в общественном месте жестоко избил экс-сотрудник «Беркута»
— Позже я узнал, что на меня напал бывший сотрудник «Беркута» Владимир Суходольский. Как выяснилось, он был на Майдане в 2014 году. Вернулся в Севастополь, был одним из тех, кого на площади Нахимова встречали как героев. Он мастер спорта по единоборствам, получал в свое время много всеукраинских призов. Сейчас он служит в Росгвардии. Во время драки он был со своей женой, она также раньше работала в украинской структуре МВД (сейчас – сотрудник полиции в Гагаринском РОВД Севастополя).
Рядом еще были какие-то люди, мне кажется, они уже ждали меня. Я около 15 минут находился в супермаркете, и они успели там собраться. Все были настроены очень агрессивно, многие предлагали покончить со мной на месте. Но были и люди, которые помогали, одна женщина принесла воду. Есть небольшое видео, которое сняла жена, когда приехала. В полицию первым позвонил Суходольский, вызвал наряд – он же поймал «преступника». Приехала полиция, как оказалось, они все его знакомые и друзья, наверняка вместе написали какой-то протокол. Мне вызвали «скорую», она приехала, меня спросили про госпитализацию. У меня было два варианта – или соглашаться, или же ехать в полицию. Меня отвезли в больницу, повреждения были серьезные (открытая черепно-мозговая травма, сотрясение головного мозга, перелом основания черепа, перелом челюсти, закрытый перелом костей носа, контузия глазного яблока и другие травмы, — ред). По приезде в больницу сначала, вместо медпомощи, полицейские устроили обыск моих вещей, начали составлять протокол. Врач их торопил: давайте быстрее, может, у меня сотрясение мозга и я сейчас потеряю сознание. Я не мог говорить и соображать, действительно, требовалось оперативное вмешательство.
Избитого Мовенко оштрафовали за украинскую символику
— Пока я лежал в больнице, параллельно было открыто административное дело против меня. После выписки из больницы мы с женой обратились к адвокату – мне требовался представитель в этом деле. Мне “Гагаринский районный суд” присудил штраф в размере 2000 рублей. Апелляцию рассмотрели в «Севастопольском городском суде», но все осталось без изменений.
Избив украинца, “беркутовец” остался безнаказанным
— После рассмотрения административного дела я обратился с заявлением по поводу открытия уголовного дело против Суходольского. Заявления мы направляли в разные структуры: в прокуратуру, в Росгвардию, в Следственный комитет. Отовсюду приходили только отписки, нас перенаправляли в другие ведомства. Это длилось примерно 3 месяца после моего выхода из больницы. В итоге мы с адвокатом пришли непосредственно к следователю, чтобы открыть уголовное дело. Он нам прямым текстом сказал, что вряд ли у нас это получится, Суходольского тут считают героем. На этом все и закончилось.
После задержания украинец был дважды избит сотрудниками российской “полиции”
— А в декабре 2016 года, когда я шел на работу, мне устроили засаду. Из стоящей на обочине под видом ремонта машины выбежали сотрудники ФСБ, устроили “маски-шоу”, меня повалили на землю. Их было человек 8-10, меня запихнули в микроавтобус, заломили руки за спину, начали избивать руками и ногами. Угрожали, что сейчас отвезут в лес, там и оставят. Это было все неподалеку от моей работы, они проехали метров 100, вывели меня и повели на мою работу, это складское помещение, я работал там на должности начальника склада.
Меня завели туда, всем сотрудникам запретили звонить и отобрали у всех телефоны, когда я попросил одного из своих коллег связаться с моей женой. Когда я это озвучил, меня отвели в сторону и еще раз избили. Привели обратно, сказали стоять молча и отвечать только на вопросы. Все это время я был в наручниках. ФСБ интересовал мой рабочий компьютер, соцсети, к которым я мог быть подключен. Они засвидетельствовали, что я могу через этот компьютер войти в соцсеть Вконтакте, провели опрос всех моих коллег, позвали свидетелей из соседних офисов, которые впоследствии были свидетелями против меня.
В итоге сотрудники ФСБ конфисковали мой компьютер, телефон, снова увели меня в микроавтобус, и мы поехали ко мне домой. Моей жене так никто и не позвонил. Когда мы приехали к дому, они забрали у меня ключи и сами пошли открывать двери. Дома была жена, 13-летняя дочка в это время была в школе. Меня завели в квартиру, начали осмотр помещения, компьютера. Мне сказали сидеть и молчать, я по-прежнему был в наручниках, жене запретили связываться с адвокатом, а когда она начала звонить, у нее просто забрали телефон. Прошлись по всем углам, складывалось впечатление, что собирались что-то подкинуть, но у нас однокомнатная квартира и там трудно это сделать – все на виду. Наших соседей привели в качестве понятых, они тоже потом были свидетелями со стороны обвинения. Один сосед позже исчез на время и не принимал участие в суде, а второй очень активно поддержал позицию обвинения, на суде выяснилось, что он следил в сетях, что я пишу, прочитал мой пост, это его сильно возмутило, я был настоящим злодеем с его слов.
Признательные показания Мовенко дал под давлением и угрозами расправы
— Для проведения обыска имелось разрешение, его нам зачитали, но в руки не давали. В итоге изъяли мой компьютер, дочкин ноутбук, меня же повезли в отдел ФСБ, здание раньше принадлежало СБУ. Начался допрос с пристрастием, мне угрожали, требовали, чтобы я написал, что согласен со всем произошедшим, признал свою вину в том, что это мой комментарий был в соцсети. В этот раз не били, но сказали, что если не подпишу, меня увезут в Бахчисарай, и я вообще долго не вернусь домой. Допрос вели два человека. Один точно приезжий по фамилии Фурса, внешне похож на бурята. Второй, по всей видимости, бывший сотрудник СБУ, но это мои предположения, на суде он не присутствовал, давал показание по видеосвязи из Ростова. Они предъявили мне все мои комментарии, выдернутые из соцсетей, но прицепились они только к одному объемному комментарию. В результате они добились от меня признательных показаний и отпустили, я уехал домой. Конфискованную технику пообещали вернуть, сделали это через 10 дней.
Через месяц позвонил Фурса, чтобы снова поговорить. Я перезвонил адвокату, мы приехали вместе к зданию ФСБ. Фурса выбежал, разнервничался, увидев адвоката. Отвел меня в сторону – зачем ты приехал с адвокатом, мы договаривались без всяких адвокатов, мне нужен твой компьютер. Я снова отдал компьютер. После этого пообщался с адвокатом, он предложил уезжать из Крыма, но я тогда был не готов покинуть дом.
Суд особо интересовало отношение Мовенко к “присоединению Крыма к РФ”
— В принципе, все свидетели, которые выступали в суде, были со стороны обвинения, и мои коллеги в том числе. Им всем задавали вопросы о том, как я отношусь к “присоединению” Крыма к РФ. Коллеги знали о моей проукраинской позиции, поэтому не стали врать, сказали, что я не очень положительно к этому отношусь. Сами они относились к происходящему по-разному, были приспособленцы, но все испугались, и отвечать как-то иначе не могли. На суде они давали “нейтральные” показания. “Суд” получил от них ответ на свой основной вопрос: «Поддерживаю ли я присоединение Крыма к России или нет?». По сути, этот вопрос к делу не имел никакого отношения, но судья задавал его и мне, и всем свидетелям. Адвокат потом опротестовывал этот вопрос, но для них он был принципиальным.
Арест в зале суда
— Перед оглашением приговора мы знали, что обвинение просит 2 года условно. Слушание перенесли во времени на 2 часа позже. В здании суда появился конвой – еще до вынесения решения у них на руках было постановление об аресте, перед тем, как суд удалился на совещание. Судил меня Павел Крылло, он не местный, приехал из России (г. Омск, — ред.). Мне объявили приговор — 2 года колонии и арестовали в здании суда по ст. 280, часть 2 – за призывы к экстремизму в социальных сетях. Надели наручники и увезли в СИЗО.
55 дня за решеткой
— В СИЗО я попал в крыло бывших работников милиции, я раньше служил в конвойных войсках. Отношение там попроще, чем в общих камерах. На тот момент СИЗО было переполнено. При максимально возможном заполнении в 860 человек, там находилось 1600 человек. В общих камерах на 10 коек могло находиться до 30 людей, они спали по очереди. Я попал в камеру на 8 коек, стал девятым, лишним. Одного человека, который считался рецидивистом, от нас забрали, поскольку все остальные, как и я, попали в СИЗО в первый раз, и нас осталось 8.
Для меня это был ужасный стресс. Сокамерники относились ко мне нормально. Это были «звездные» бывшие милицейские начальники разных уровней. Их там называли «бизнесменами», у многих шло следствие по коррупционным статьям. Узнав о моей ситуации, они сами были в шоке. Да и не только они. Все, с кем мне приходилось общаться в СИЗО, были на моей стороне и с пониманием относились к моей ситуации. Женщины в администрации, когда я ходил на видеоконференцсвязь, переживали за меня. «Это что, 37 год начался?» — было общее недоумение. Даже странно, потому что мне было с чем сравнить – я знал историю Балуха, как к нему относились те же люди в той же самой тюрьме.
Бытовые условия в СИЗО тяжелые. Я был в том крыле, где был сделан ремонт, но это только часть тюрьмы. Само здание СИЗО построено в конце позапрошлого века, старые казематы екатерининских времен. Еду, которую дают, есть нельзя в принципе, мне кажется, это так во всех тюрьмах. Все питаются только тем, что передают родственники. Окна летом открыты. Для этого приходят техники, спиливают решетки, открывают пластиковые окна и снова устанавливают решетки. Когда холодает, все происходит в обратном порядке.
В день положен час прогулки – это каземат с 4-метровыми стенами. Неба не видно, сверху крыша с просветом для воздуха. Многие не выходят на прогулки, в камере лучше находиться. Ходят только ради того, чтобы была возможность подвигаться и размяться.
Для передач есть ограничения, все продукты во время приема передач режутся – вдруг в морковке пила? Продукты должны быть не скоропортящимися, холодильников в камерах нет.
В результате апелляционного обжалования “Севастопольский городской суд” смягчил приговор Мовенко до одного года условного заключения с испытательным сроком. 28 июня 2018 года Игорь Мовенко вышел из СИЗО.
Жизнь в Севастополе после приговора
— Если на моей первой работе ко мне отнеслись нормально, то на второй, где я работал диджеем, (мы проводили различные мероприятия, свадьбы) у меня сократилось количество заказов где-то в три раза. Мой начальник понимал, что у нас бывают мероприятия и для работников прокуратуры, для других высокопоставленных людей, и неизвестно, какая будет реакция, если они увидят меня.
После 2014 года количество знакомых и друзей существенно уменьшилось, а когда меня забрали в СИЗО – просто все пропали. Некоторые боялись, другие по идеологическим причинам перестали общаться.
Почему семья Мовенко покинула Крым
— Решение уехать пришло еще в 2014 году. Мы планировали накопить денег для переезда, но не успели. Тогда еще надеялись, что Украина вернется года через три. Когда стало понятно, что этого не происходит, думали – ну кто-то же должен здесь быть. Если и мы уедем – кто останется?
А после того, как началось преследование меня, просто стало опасно оставаться для моей семьи. Сами фсбэшники, когда меня избивали в машине, прямым текстом угрожали: «Сейчас мы твоего ребенка из школы привезем, и ты нам все расскажешь!»
Сейчас судимость погашена, вроде бы все нормально, но риск все равно остается, меня вполне могут снова начать преследовать, сделав рецидивистом. А молчать я не могу, моя позиция ничуть не изменилась после всего, что произошло.
Теперь у меня начинается новая жизнь, нужно начинать практически все с нуля. Если бы не Крымская правозащитная группа, я не знаю, как бы это все выглядело. Самостоятельно вырваться из дома тяжело.
