В результате агрессии РФ против Украины, на территории России и оккупированного Крыма по политическим мотивам удерживаются около 70 человек. На оккупированных территориях в плену удерживаются украинские военные. Также, в результате конфликта на оккупированных территориях заблокированы и обычные осужденные, получившие приговор еще в украинских судах. Последний масштабный обмен заложниками состоялся в декабре 2017 года.
В интервью УНН, правозащитница и руководитель организации “Крымская правозащитная группа” Ольга Скрипник рассказала, что содержание в российских тюрьмах в основном сопровождается насилием и действиями, которые приравниваются к пыткам с точки зрения международного права. По словам правозащитницы на данный момент переговоры об обмене не ведутся, но ситуация, когда в процесс снова могут вмешаться другие страны — очень вероятна, а Украине остается тщательно использовать все имеющиеся демократические инструменты, чтобы создать для России невыгодные условия.
Недавно состоялось рассмотрение апелляции в деле Владимира Балуха, расскажите подробнее о его деле и последнем решении суда?
— Что касается Владимира Балуха, то против него было открыто три уголовных дела. Вот как раз последнее уголовное дело — по 321 статье, а именно по ч. 2 ст. 321 УК РФ “Дезорганизация деятельности учреждений, обеспечивающих изоляцию от общества”. Суд сначала был назначен в сентябре, но Балуха тогда не привезли в суд и он отказался выходить по конференции на видеосвязь. В связи с этим апелляционное заседание перенесли на третье октября. Защита Балуха ходатайствовала о том, чтобы он лично присутствовал — это его требование и это его право участвовать в судебных заседаниях. Но, второй раз (3 октября — ред.) его тоже не доставили в здание суда, хотя он опять таки требовал этого. И в знак протеста он отказался выходить в кабинет на видеоконференцию. Судья приняла решение рассматривать апелляцию без его участия. Она рассмотрела апелляцию и в принципе апелляционное решение таково, что ему сократили срок всего лишь на один месяц. По совокупности за все три уголовных дела теперь это не пять лет, а четыре года и 11 месяцев плюс штраф. Стоит учитывать, что в России вступили изменения, которые касаются еще перерасчета срока (содержания под стражей — ред.) в СИЗО. Поэтому в этом апелляционном решении судьи Спасеновой (Спасенова Елена Анатольевна — судья “Верховного суда республики Крым” — ред.) должно быть еще указано, что срок Балуха пересчитан в связи с тем, сколько он уже пробыл в СИЗО. В СИЗО он находится с 8 декабря 2016 года, но, пока точно сказать мы этого не можем, потому, что нужно, чтобы адвокаты на руки получили апелляционное решение. Только тогда они смогут зачитать вот этот пересчет. Так что окончательный приговор 4 года 11 месяцев и штраф 10 тысяч (рублей — ред.). Что же касается исполнения этого приговора, мы надеемся, что он может быть уже меньше — должны пересчитать срок, как день за полтора.
Фактически, как это было в Украине по “Закону Савченко”?
— Механизм чем-то похож, но вот если бы не было третьего уголовного дела (обвинение в нападении на начальника ИВС — ред.), то Балух уже в сентябре должен был выйти на свободу, потому, что два года уже отсидел в СИЗО. Теперь из-за того, что есть третье уголовное дело ему добавили и получается, что отбывать срок в колонии он все равно будет. Это пока не берутся сказать даже адвокаты потому, что надо получить на руки судебное решение, а это процедура. А 3 октября только огласили сам приговор. Потом адвокаты ждут, когда апелляционное решение будет отправлено в первую инстанцию, тогда они забирают.
Можете прокомментировать информацию о том, что Балуха избивали, что он подвергался пыткам, содержался в камере одиночке, где возможно только присесть? Насколько вообще такая “практика” распространена и как Балух себя чувствует?
— Что касается ситуации в СИЗО, то действительно у Балуха в принципе с самого начала были напряженные, постоянно конфликтные ситуации с администрацией. Это связано и с его позицией, и с тем, что он объявил голодовку еще в марте месяце, а также из-за того, что он выступал против постоянного видеонаблюдения в его камере. Поэтому, стало известно об инциденте, который произошел практически за неделю до рассмотрения апелляции: скорее всего, было применено насилие, в тот момент, когда Владимира Балуха выводили из камеры. Он отказывался выходить и, на сколько мы понимаем, сотрудники СИЗО применили силу, чтобы его вывести из камеры для осмотра.
То есть избили?
— Как раз таки здесь, заявить, что точно его избили, мы не можем. Могли его силой вывести. Пока что мы знаем, по сообщениям архиепископа Климента (Епископ Симферопольский и Крымский УПЦ КП Климент — ред.), который его посещал, адвокатов, которые у него были. Они сказали, что, был конфликт и была применена сила, но насколько это было обосновано, были ли там пытки — будем дальше разбирать. Сегодня мы знаем, что заявления об избиении или о преступлении Балух не подавал. То, что мы можем утверждать — точно был конфликт. И это уже не в первый раз. Наша организация публиковала ответ из СИЗО из ФСИНа, они подтверждают, что трижды привлекали Балуха к ответственности в виде карцера. Но, тут же они ответили, что Балуха они в карцер так и не помещали, так как в карцере не было мест. Поэтому получается, что с одной стороны — да, его действительно не один раз привлекали к административной ответственности, но каждый раз это не было реализовано.
Насколько такая практика распространена? Такое применяется в отношении украинских граждан или насилие совершается в отношении всех заключенных? Есть в этом плане избирательное отношение?
— Если говорить о Балухе, то к нему однозначно “особое” отношение. Оно однозначно неприязненное из-за его открытой проукраинской позиции, плюс само дело Ткаченко (начальник ИВС Валерий Ткаченко — ред.), которое показывает, что Ткаченко, как начальник ИВС не один раз оскорблял Балуха. Ткаченко — это начальник изолятора временного содержания в Раздольном, куда Балуха привозят, когда там идут заседания суда первой инстанции. А вообще большую часть времени он содержится в СИЗО в Симферополе. Вот как раз в прошлом году, когда Балуха очередной привозили на заседания и произошел конфликт, после которого Ткаченко подал заявление на Балуха.
Действительно ли оказание, точнее неоказание медицинской помощи фактически используется, как инструмент шантажа с целью вынудить к каким-то действиям или поведению?
— Однозначно, эта тенденция есть. Если до этого мы с вами говорили про насилие — здесь сложно отследить ситуацию, когда мы об этом уже знаем в ходе судебного заседания. А вот что касается неоказания медицинской помощи, то с этим абсолютно катастрофическая ситуация, которая касается всех заключенных — как политических, так и обычных заключенных, которые находятся в СИЗО и в колониях Крыма. Что касается использование неоказания помощи в разных делах мы это фиксировали, как форму давления. По сути, по международным стандартам, если не оказывают помощь и требуют что-то взамен, например, признательные показание, то это может быть приравнено к пыткам. Например, такие случаи мы фиксировал в деле, так называемых, “Диверсантов”. Это Владимир Дудка, когда его задержали, он уже тогда имел хронические болезни, а потом он как раз проходил лечение. Балуху была необходима медицинская помощь, он страдал от очень острых болей. Ему специально не оказывали помощь и требовали дать признательные показания. Это пример, как это используется. Владимиру Балуху даже, когда он в суде терял сознание — максимум, что он получал — приезжала скорая помощь, ему давали таблетку от давления и отправляли назад в здание суда. Дальше громкое дело, где было четко видно, то не оказывают помощь — это “дело Веджие Кашка”, это ветеран крымскотатарского движения. Дело получило такое название, потому что в ходе задержания четырех крымских татар погибла Веджие Кашка. Например, тогда был задержан Бекир Дегерменджи, это отец одного из фигурантов в деле “26 февраля”. Вот они находились в зале судебного заседания, это пожилые люди, которые нуждаются в медицинской помощи и одному из них пришлось одевать кислородную маску. Даже несмотря на это, что они не могли тогда полноценно принимать участия в судебных заседаниях, их все равно оставили под стражей и оставили в СИЗО. Было другое еще дело над Кабир Мохаммад, он вообще пережил два инсульта в СИЗО из-за того, что ему не оказали медицинскую помощь. Поэтому, да, действительно, это не разовые случаи, а постоянные. Это действительно — практика. Вторая проблема — это смерти в СИЗО. В апреле этого года мы сообщили о четырех смертях, о которых нам точно стало известно. Это было четыре смерти, которые даже ФСИН Российской Федерации признал. Павда, ФСИН РФ признал три из четырех и официальная версия, что это суицид. Это были все граждане Украины, но этнически там были и крымские татары, и русские, и украинцы. Но, то что, допустим, вызывает сомнения: один случай произошел в карцере. Когда человек попадает в карцер, то у него забирают любые предметы. Как у человека получилось совершить суицид в карцере — большой вопрос. Поэтому мы направили в том числе информацию Специальному докладчику ООН по предотвращению пыток Нильсу Мельцеру, потому что не факт, что это был суицид.
Даже если теоретически это был суицид, это же произошло в условиях ограничения свободы, то администрация должна нести ответственность?
— Абсолютно верно, вот поэтому мы подчеркиваем этот случай в карцере. Потому, что даже если действительно совершил суицид, то каким-то образом у него оказались предметы, с помощью которых он смог это сделать. Поэтому, в любом случае, когда человек находится полностью во власти СИЗО или колонии, то да, вы правильно говорите, администрация ответственная за каждый суицид. Поэтому, эти должностные лица должны быть привлечены к ответственности, но никаких расследований Россия не проводит.
Какие могут быть обращения в международные организации, в международные суды относительно вот таких ситуаций: пытки, суициды, которые возникают в ходе судебного процесса, следствия и остаются безнаказанными? Может, вы уже на сегодняшний день обращались?
— Мы имеем опыт таких обращений. Если говорит о международном уровне, то есть два уровня действий: первый, это обращение непосредственно в международный суд. Например, наша организация собирает факты для Международного уголовного суда, это касается военных преступлений, которые совершает Россия. К таким военным преступлениям также относится и применение насилия к украинским гражданам на территории Крыма. Поэтому такая информация поступает также и в офис прокурора Международного уголовного суда. Офис прокурора уже четко заявил в своих отчетах, что Крым является международным вооруженным конфликтом и, что Россия оккупировала Крым де-факто. Есть ежегодный доклад прокурора Международного уголовного суда, то есть — это еще не открытое расследование, это позиция прокурора относительно событий в Украине. Вот Крым там называется международным вооруженным конфликтом, в контексте Донбасса — пока они оценивают это, как внутренний и международный конфликт. Это не решение суда, это предварительная позиция. Есть еще Международной суд ООН, куда Украина направила свой иск по дискриминации. Туда относятся и дела по религиозным преследованиям (“Хизб-ут-Тахрир” — ред.) и это будет рассмотрено. Мы тоже принимали участие в их подготовке. В лучшем случае через года два мы будем иметь решение суда по дискриминации в Крыму. Ну и третий последний момент, если говорить о судах, то это Европейский суд по правам человека, туда подаются индивидуальные жалобы о пытках, о незаконных переговорах и дела украинских политзаключенных тоже туда направлены, но пока еще не было решения ЕСПЧ по этим индивидуальным жалобам.
Как насчет возможности обратиться в ЕСПЧ по 39 статье? Например, тот же Балух, который условно оказывается в какой-то камере одиночке, фактически не допуск к нему в какой-то момент адвоката — очень реальная перспектива. Как ему в таких условиях получить эту защиту? Где ему взять информацию, если он изолирован?
— Да, проблема есть. Люди не знают, поэтому в политических делах обычно наша практика такова, что адвокаты всегда работают с правозащитниками: сотрудничают, обмениваются информацией. Если, например, человек попадает в камеру, то адвокаты регулярно посещают своих подзащитных и рано или поздно узнают, что что-то случилось. Поэтому, они могут обращаться. Есть две отдельных процедуры, например, применены пытки к Александру Костенко (крымский “суд” приговорил к четырем годам и двум месяцам тюрьмы якобы за нанесение увечий сотруднику крымского “Беркута” в Киеве. После рассмотрения кассационной жалобы срок уменьшили до трех лет и шести месяцев заключения — ред.), которого незаконно осудили. Его жалоба уже давно в ЕСПЧ. Теперь Александр ждет пока эта жалоба будет рассмотрена и будет принято решение. А “правило 39” — это отдельное правило, когда есть угроза жизни. Когда человек исчез или начал голодовку, как Сенцов, например. Или его куда-то срочно вывозят, то тогда может адвокат или родственник, правозащитник обратиться по “правилу 39”, чтобы Европейский суд по правам человека срочно, не рассматривая всю жалобу несколько лет, а сразу в срочном порядке обратился к российскому правительству и потребовал сказать причины, где находится человек и в каком он состоянии. Такое правило применяли, например, по Евгению Панову (дело “Диверсантов”, был приговорен в Крыму к 8 годам лишения свободы — ред.), по Олегу Сенцову. Это отдельное правило и отдельная процедура, это не решение суда, это процедура, чтобы ЕСПЧ быстро обратил внимание на ситуацию, когда человек моде погибнуть.
По Сенцову, как и по многим, мы видим, что РФ не реагирует ни на какие процедуры и ни на какие решения. Какая долгосрочная перспектива таких обращений на международном уровне?
— Скажем так, формально Россия, как раз-таки реагирует. Они, как раз вывозили Олега Сенцова в гражданскую больницу, показывала фотографии, пускали к нему российского омбудсмена, чтобы показать, что он жив и, что у него “оздоровительное голодание”. То есть формально, Россия все-таки реагирует, но, понятное дело, что она представляет свою версию, которая обычно отличается от реальной ситуации. Вот такая ситуация. Нам всем хочется, чтобы это сработало за один день и все наши ребята вышли, но мы видим, что, конечно, это длится много лет. Здесь важно каждое вот такое движение, чтобы Украина использовала все формальные способы, все демократические и правовые (возможности — ред.) — это, например, помогает, в том числе говорить о тех же самых санкциях, о давлении на Россию. То есть, едем в Европейский Союз и говорим: “Вот, смотрите, мы России предложили все честные пути, а она так ничего и не сделала: она не отпустила Сенцова, она не отпустила Балуха, давайте сохраним санкции”. Это каждый раз борьба за способы давления на Россию. И вот эти все аргументы, формальные отмазки Российской Федерации, документирование всех этих происшествий в колониях, когда избили, когда не предоставили медицинскую помощь — это все, например, помогает, чтобы в тех же Штатах заработал “Закон Магнитского” и уже не только для ситуации с самим Магнитским, а и для ситуации с Крымом. Чтобы Канада приняла отдельное законодательство и по санкциям против России в связи с оккупацией Крыма. Это все очень пересекается между собой.
Поэтому, да, это не дает результат сегодня, но в долгосрочной перспективе очень помогает и все-таки есть примеры, когда людей уже освобождали в результате политических переговоров — Чийгоза и Умерова (лидеры крымскотатарского Меджлиса Ильми Умеров и Ахтем Чийгоза был освобождены 25 октября 2017 года — ред.), также был освобожден Геннадий Афанасьев (был приговорен в России по обвинению в терроризме, был фигурантом в деле Олега Сенцова, освобождён 14 июля 2016 года — ред.). Поэтому, одна из наших задача — постоянно держать эту тему на контроле, чтобы о ней знали не только в Украине, но и в других странах, чтобы это интересовало даже обычного европейца, который выбирает своего евродепутата. И есть примеры, когда в Евросоюзе появляются отдельные декларации по нашим крымским политическим заключенным, а потом Еврокомиссия на основе этого принимает решения и вот сейчас они продлили снова санкции против России до следующего года.
Что касается других судебных дел “Хизб-ут-Тахрир”, “Дело 26 февраля” — в этих кейсах наибольшее число обвиняемых. Какова ситуация по этим обвинениям?
— Что касается “Хизб-ут-Тахрир”, то да оно самое большое по количеству людей, которых лишили свободы — сейчас это 29, среди которых есть и крымские татары, и русские, но во всех случаях есть религиозный подтекст — изымалась религиозная литература, обвинение в причастности к организации “Хизб-ут-Тахрир”, запрещенной в России, а в Украине — нет, все они — мусульмане. Но, среди этих людей, минимум 29 человек, которые лишены свободы, несколько из них уже отбывают наказание в колониях, среди которых Руслан Зейтуллаев других вывозят в Ростов-на-Дону для судебных заседаний, а остальные остаются в СИЗО Симферополя. Среди них есть в том числе и активисты, например, Сервер Мустафаев, он координатор Крымской солидарности, также есть и другие. То есть там те люди, которые являются активистами. Поэтому, как раз-таки, используя это дело, на самом деле, преследовали людей, которые активно выражали свою позицию, выводили людей на улицы, снимали незаконные обыски. Поэтому дело используется также и как преследование активных гражданских лиц.
Есть в этом деле обвинительные приговоры?
— Ранее уже были осуждены четверо и они отбывают наказание в российских колониях довольно далеко от Крыма. Дальше, минимум шесть, даже восемь дел готовится к судебным слушаньям и их будут вывозить в Ростов-на-Дону и там уже начнется судебный процесс, остальные около 18-20 человек остаются пока под следствием.
Дело “26 февраля” продолжается? Какова судьба остальных обвиняемых?
— Формально оно закрыто. Дело было в виде двух процессов. Первый процесс был конкретно против Ахтема Чийгоза, его обвиняли, как организатора. Ему тогда вынесли, шокирующий приговор, 8 лет колонии строгого режима. Это получается, по сути, приговор за участие в мирном собрании, которое проходило на территории Украины против российской оккупации 26 февраля 2014 года. После политических переговоров (Петр — ред.) Порошенко и (Раджеп Тайипа — ред.) Эрдогана Ахтема Чийгоза вместе с Ильми Умеровым освободили. Другой процесс — по участникам, так называемых, массовых беспорядков, рассматривался отдельно. Там в результате были вынесены приговоры по лишению свободы, но условно. То есть остальные фигуранты получили условные сроки и один из ни получил штраф. Поэтому сейчас они находятся в Крыму под условным наказанием, но и покидать Крым они не могут.
Как вы сейчас оцениваете перспективу обмена и кого он может касаться в первую очередь?
— Скажем так, условия для обмена Украина создала. Украина предоставила и список граждан Российской Федерации, которых готова обменять на украинских заключенных. Все международные структуры настаивают на начале этого процесса. Но пока не начинается… Мы считаем, что наилучшим вариантом было бы безусловное освобождение украинских политических заключенных. Иногда для того, чтобы обменять неким формальным поводом является вынесение приговора, когда приговор вступает в силу. Поэтому, конечно, многие родственники, когда их родным вынесен приговор, надеются, что после этого возможно формальное помилование и они будут обменяны на кого-то из российских граждан. Но мы знаем, что ближайший приговор, который был вынесен по Евгению Панову, Владимиру Балуху пока каких-то объективных подтверждений, переговоров по их освобождению или обмену у нас нет. Но, в любом случае украинская сторона старается продолжать делать все возможное.
Вместе с Чийгозом и Умеровым освобождёнными российскими властями, в тот же день и Эрдоган помиловал 5 правозащитников Amnesty International и этому предшествовали не только переговоры Порошенко с турецким лидером. Насколько такие “игры” человеческими судьбами связаны с закулисными политическими процессами? Может ли Украина рассчитывать на повтор подобной ситуации, кто может в этом поспособствовать и какие обстоятельства могут также этому помочь?
— Здесь однозначно можно рассчитывать на повтор такой ситуации со стороны Турции, которая в принципе может вмешать в какие-то вопросы, особенно с крымскими татарами. Возможно, если еще какие-то российские шпионы будут задержаны, она может предложить обменять их на украинских политзаключенных. Также другие влиятельные страны. Сейчас многие возлагают надежды на Соединенные Штаты, которые могут предложить России каких-то агентов поменять на украинских заключенных, есть европейские страны, которые потенциально тоже могут задержать преступников, как было в Солсбери. Конечно, такие ситуации возможны и на них очень много кто надеется. Сейчас довольно много задержаний российских агентов, но такой процесс — “разовый” и он может быть. Но, это очень узко и может касаться нескольких человек. А заставить освободить всех украинских граждан — это гораздо сложнее. Здесь нужно создавать невыгодные условия для России.
Сколько точно украинских граждан удерживаются Россией?
— С окончательной цифрой есть разногласия, но цифра, которую ведут правозащитные организации — это общая цифра по Крыму и украинцев, которые были задержаны в Российской Федерации, как, например, Карпюк и Клых, — по общим подсчетам 70 человек. Это тот список, который передавали в украинский МИД. Это те люди, которые именно жертвы политических преследований именно в связи с агрессией РФ.
Сколько и кого Украина готова отдать России в процессе обмена?
— Одна из цифр, о которой говорила Ирина Геращенко, понятно, что совместно СБУ они составили список, — 26 граждан Российской Федерации, которые были задержаны в Украине.
Это все граждане России или есть и, так называемые, пособники действий РФ в Украине из числа наших соотечественников, которых иногда Россия включает в списки на обмен?
— Вот этот список, о котором говорит Геращенко, как раз из числа граждан Российской Федерации. Позже начали появляться разные предложения, например, от (Людмилы — ред.) Денисовой, которая украинский омбудсмен. Вот она туда уже начала добавлять украинских граждан. Например, которые приняли российское гражданство и таким образом, якобы способствовало российской оккупации. В любом случае, обмен — это всегда неправильно, потому что это, как вы сказали, — игра человеческими жизнями, но в сегодняшних реалиях понятно, что обмен — возможен. Но, если говорить об обмене — то более корректно и он может касаться только граждан России и менять их на граждан Украины, потому что у нас война с Россией.
Граждан Украины даже, которые способствовали оккупации, во-первых они все равно России не нужны, во-вторых — это наши граждане и если они совершили преступление, то Украина может расследовать и привлекать их к ответственности. Поэтому, я считаю, что это неправильно включать их в такие обменные списки, так как в будущем это может только ухудшить ситуацию и показывать на международном уровне, что якобы в Украине гражданская война.
Есть ли какое-то разделение в части, кому навязывали российское гражданство, а кто, якобы способствовал такими действиями оккупации? Учитывая отчет, представленный Украиной в 2017 году, где заявлялось, что Россия использует навязывания российского гражданства в Крыму, как способ давления? Прокомментируйте с этой точки зрения.
— Мы в том числе принимали участие в подготовке этого отчета и о насильственном предоставлении гражданства. Что касается действий Денисовой, то лучше всего спросить у нее самой. Но, насколько мне известно, она ездила по колониям на подконтрольной территории Украины, где в СИЗО содержатся такие граждане, задержанные по уголовным делам, например, за государственную измену и уточняла, хотят ли люди попасть в эти списки и многие отказывались.
Вы следите за судьбами тех людей, которые отбывали наказание на территории Крыма по украинским приговорам до оккупации? Что с этими людьми?
— Мы насколько можем, стараемся следить, информации очень много. Но, ситуация такая, что действительно значительная часть людей, которые были осуждены — их приговоры были снова пересмотрены Россией, что незаконно и очень многие были вывезены в Российскую Федерацию. Например, все женщины, которые получали и продолжают сейчас получать обвинительный приговоры, их всех вывозят из Крыма в Россию потому, что в Крыму нет женских колоний. Поэтому, очень много женщин вывозятся из Крыма в Российскую Федерацию. В том числе вывозились украинские граждане, которые отбывали наказание по украинским приговорам. Еще прежний омбудсмен Валерия Лутковская с российским омбудсменом в ходе переговоров смогли договориться, чтобы Украина забрала 12 украинских обычных осужденных (в 2017 году — ред.), которые были осуждены еще украинской властью. Их забрали тогда, чтобы они отбывали наказание дальше уже в украинских тюрьмах. Это единственный позитивный пример, когда Украина смогла забрать 12 осужденных сюда на материковую часть. В других случаях, в большинстве их вывозят в Россию.
Также, особенно в 2014 году было очень много обращений о жестоком отношении, о пытках потому, что украинских заключенных обычных, которые шли по уголовным статьям, их заставляли брать российский паспорт и один из них в знак протеста даже совершил попытку суицида. Он выжил, ему оказали помощь, а потом отправили в российскую колонию.
