Как Россия пытается поддерживать миф о «счастливом референдуме» в аннексированном Крыму? Кого и за что преследуют на полуострове? Как крымчане поддерживают друг друга? Об этом в рамках марафона Радио Крым.Реалии «Сто дней эфира в Крыму» говорили с координатором Крымской правозащитной группы Ольгой Скрипник.
Новиков: По вашей работе понятно, что те, кого вы защищаете, нас слушают?
Скрипник: И по нашей работе понятно, и по напряжению Роскомнадзора, который постоянно пытается вас блокировать. В июле мы делали мониторинг, в него попал и вопрос блокировки Крым.Реалии. Интересно, что часто блокируют не весь ресурс, а конкретные статьи. Например, что-то о законодательстве, дискриминации, политзаключенных – это сразу «нет». Избирательный подход говорит о том, что это некие местные приказы провайдерам. Более того, из 22 заблокированных тогда СМИ мы только на пять нашли реальные решения Роскомнадзора. То есть, это ручное управление и, конечно, грубейшее нарушение свободы слова и доступа к информации. Крымчанам пытаются обрубить информационное поле.
Новиков: Что изменилось за три года в Крыму?
Скрипник: Тенденции, касающиеся жизни людей в Крыму, меняются не в лучшую сторону. Понятно, что 2014 год был сопряжен с очень брутальными военными действиями, были похищения, нападения на журналистов. Сейчас ситуация немного изменилась, поскольку Россия окончательно завладела этой территорией. Теперь ко всем, кто выражает свое мнение, применяются не грубые физические действия, а административный и уголовный ресурс. Не буду называть это «законодательством», потому что это ничего общего с защитой прав не имеет – наоборот, это инструмент сворачивания прав.
Если в 2014-2015 годах в основном разгоняли митинги, связанные с чем-то открыто украинским, то в 2016-2017-х мы видим, что разгоняют даже пророссийские акции. Люди поддерживают Путина и оккупацию, но хотели выступить против местной коррупции, экономических проблем, застройки набережной – их точно так же разгоняют. Никто не застрахован от того, что машина преследований по ним не проедет.
Новиков: Что вы делаете с этой информацией?
Скрипник: Все эти четыре года (аннексии – КР) мы ежедневно занимаемся мониторингом. Нарушения не просто отслеживаем – мы их документируем. Благодаря этому у нас сейчас есть огромная доказательная база по этим нарушениям. В апреле Международный суд ООН принял решение о временных мерах по иску о дискриминации в Крыму. Наши доказательства повлияли на то, что в списке этих временных мер был вопрос об обеспечении доступа к украинскому языку, возможности выражать украинскую идентичность.
Для меня лично очень важна помощь конкретным людям. Понятно, что мы не можем помочь всем, сделать так, чтобы все политзаключенные завтра вышли и обняли своих родных. Но нужно сохранять связи с людьми, которые там остаются – человеческие, культурные, социальные. Они чувствуют эту поддержку.
Скрипник: Система не избирательная, она как раз последовательная. Россия в Крым зашла незаконно, понятное дело, что это миф, что крымчане кричали «Россия, прийди». И Россия тоже прекрасно знает, что ее в Крыму никто не хотел видеть. Митинги в феврале-марте 2014 года, антивоенные, проукраинские – это говорит о том, что люди этого не хотели. Поэтому России нужно убрать всех, кто портит миф о «счастливом референдуме». Но это не значит, что сопротивляться не нужно. Благодаря тому, что люди выходили и выходят (на акции протеста – КР), мы имеем стопроцентную аргументацию того, что Россия там незаконно. Если бы этого не было, чем бы мы доказали, что Крым был оккупирован против воли людей?
Кроме проукраински настроенных людей есть также группа, которая просто не согласна с системой – с тем, что кто-то, например, незаконно ведет бизнес, занимается коррупцией. Вы можете поддерживать Путина, но если вы сказали что-то против того, что коммунальные платежи растут – вы тоже можете быть подвергнуты какому-то административному взысканию, только потому, что вы будете иллюстрацией того, что в Крыму все не так хорошо и что там нет Путина на голубом вертолете, обещанных мостов и зарплат. Это подтверждает и количество силовых структур. Скоро на каждого гражданина в Крыму будет по ФСБ-шнику. Россия перевозит в Крым россиян, чтобы там было как можно больше тех, кто лоялен к власти. Руководство полиции, ФСБ, армии – все они не из Крыма. Кстати, международное право запрещает так делать.
Новиков: В Крыму было много историй, когда, например, прокурор какого-то города приветствовал оккупацию в 2014 году, а потом новая власть его сместила с должности. Как к таким людям относятся крымчане?
Скрипник: Те, кто зря рассчитывал на руководящие должности при новой власти, были в глубокой печали. Вместо должности они часто получали длительные командировки в очень отдаленные места России. Среди местного населения – тоже неглупые люди. Они понимают, что человек, перешедший на сторону России, является предателем. К ним нет лояльного отношения, на них не могут рассчитывать. Сейчас крымчане знают, что могут рассчитывать только на себя. Проукраинская их часть, к сожалению, тоже не всегда получает от Украины той поддержки, которой заслуживает. Поэтому в Крыму каждый за себя.
Новиков: Даже если мы сами за себя, мы можем объединяться – мы же гражданское общество.
Скрипник: Да, люди ищут поддержки, начинают общаться друг с другом. На мой взгляд, крымчане сейчас меньше боятся проявлять проукраинскую позицию, многие даже носят символику. Они уже настолько устали от того, что кто-то пытается их запугать, что переходят эту черту страха. Показательная история – Владимир Балух. Он поднял украинских флаг и поставил на уши весь Раздольненский район. Ему уже не могут найти судей, потому что по российским законам судья, который уже выносил решение, не может снова это делать. У Балуха три дела – судьи в районе просто закончились. А представьте, если все село поднимет украинский флаг? У них системы не хватит. Россия боится такого бунта, поэтому находит и запугивает отдельных людей. Так работает тоталитарная система.
Скрипник: Это вопрос личного выбора. В 2014 году мы тоже могли не выходить. Мы видели БТРы и «зеленых человечков», понимали, что это риск. Но, тем не менее, выходили. Нет смысла осуждать людей, которые не делают так, как Балух. Но он – пример ненасильственного сопротивления. Кроме того, Балух меняет общество. Все больше его односельчан приходят и говорят, что хотят выступить свидетелями на стороне защиты. Они поддерживают его маму, жену. Они начинают действовать сообща. Я считаю, в этом огромная победа Владимира Балуха.
Новиков: Очень дружны между собой крымские татары – они всегда приходят поддержать, если у кого-то проходит обыск.
Скрипник: Крымские татары – пример консолидации и поддержки. Они приходят также на суды, даже если их не пускают на заседание. Но человек, который сидит за решеткой, знает, что его пришли поддержать. Преследуя одних, Россия побуждает присоединятся других.
Новиков: Существует ли такая сплоченность у украинцев? И поддерживают ли крымские татары представителей других национальностей и наоборот?
Скрипник: Конечно, некоторые отличия есть. Все-таки у крымских татар есть свои органы самоорганизации, например, Меджлис. Но взаимодействие происходит. Те, кто понимают, что Крым – это их общий дом, действительно очень дружны.
(Над текстовой версией материала работала Катерина Коваленко).
