Перед началом саммита «Большой двадцатки» в Китае представители украинской власти передали канцлеру Германии и президенту Франции списки украинских узников в России и заложников на оккупированных территориях с просьбой надавить на президента России в его содействии в освобождении этих людей. Об этом сообщила вице-премьер-министр Украины Иванна Клипуш Цинцадзе. По словам правозащитников, число украинцев, удерживаемых Россией по политическим мотивам, измеряется десятками, и большинство из них являются крымчанами. К этим людям иногда нет элементарного доступа, но у украинской власти все же есть механизмы для спасения пленников, заверила в интервью «Радио Свобода» руководитель Крымской правозащитной группы Ольга Скрипник.
— Прокомментируйте, пожалуйста, ход дела по Ильми Умерову. Помогут ему, по Вашему мнению, проведение акций в поддержку и международный резонанс?
— Если говорить о самой российские власти, то на нее такие акции вряд ли будут иметь влияние, но важно, что они привлекают к проблеме и держат ее в информационном поле. Эти акции важны для того, чтобы привлечь внимание других граждан и других государств, в первую очередь — европейских, которые могут повлиять на Российскую Федерацию. Потому что Россия, скажем так, не первый раз не то, что на акции не обращает внимания, но и на международные нормы. Россия игнорирует любые действия, к сожалению. Потому что такое сейчас государство. Но для того, чтобы держать в курсе все другие страны и таким образом достигать давления на Российскую Федерацию, такие акции — важны.
— Кроме Ильми Умерова, как сказал Рефат Чубаров, сейчас примерно 17 политзаключенных-крымчан на полуострове. Какие данные у вас? Как продвигаются их дела в судах?
— Я думаю, их даже больше. Если мы возьмем, например, дело «Хизб ут-Тахрир», это политическое дело именно против мусульман. Там только 14 человек уже под арестом. Далее — это дела, связанные с преследованием участников Майдана Александра Костенко и Андрея Коломийца. Это уже 16. Также мы видим, что жертвой заключения, но в очень циничной форме, стал Ильми Умеров. То есть таких людей больше, чем 17, так как эти дела продолжаются. И еще есть люди, которые находятся на территории Российской Федерации. И, к сожалению, перечень всех лиц мы не знаем, потому что иногда мы не имеем доступа ко всем людям. Сейчас, например, есть дело Евгения Панова — это также политзаключенный. Но адвокаты до сих пор не могут получить доступ к своему подзащитному. Если этих людей посчитать, то уже 20 человек получается.
— Как помочь людям, к которым просто нет доступа. Как украинская власть может им помочь?
-Здесь есть много действий, которые следует предпринять. Они разные, в разных плоскостях. Первые — сугубо практические: предоставить адвокатов. Так как, если честно, только адвокаты могут получить доступ, хоть иногда, к человеку и остановить пытки, как это было во многих делах. Во-вторых, адвокат — это возможность общения человека за решеткой с внешним миром. И здесь надо понимать, что это деньги за услуги адвоката. И здесь возникает вопрос: чем может помочь Украина в этих вопросах. Есть дела, на которые Украина искала деньги, но в основном эти деньги ищут правозащитные, общественные организации или благотворительные фонды. И это большой вопрос, потому что дела идут по два года, как вот, например, дело Ахтема Чийгоза, дело «26 февраля». То есть, это важный вопрос, о котором надо говорить.
Кроме того, это дипломатические действия, это давление на Российскую Федерацию. На всех возможных переговорах и мероприятиях надо говорить и требовать освобождения всех наших политзаключенных.
Третье — это разработка механизмов. Потому что мы видим, что Россия много международных норм просто игнорирует и не принимает их во внимание. И поэтому здесь надо разрабатывать новые механизмы. Очень действенный механизм — экономический, то есть, когда для России каждый день незаконного содержания наших граждан будет стоить денег. Понятно, что на территории Российской Федерации трудно найти доступ к этим деньгам, но есть много собственности, много счетов России как государства, или государственных служащих за рубежом, на которые можно повлиять, и которые можно замораживать. Это, действительно, может повлиять, но пока такой механизм не разрабатывается. И дальше — все остальные дипломатические меры.
— Недавно ваша организация обнародовала мониторинговый отчет за июль. В отчете, среди прочего, говорится о преследовании проукраинских журналистов и общественных активистов, обыски в их квартирах, запрет на выезд с территории полуострова. Что это, какой-то новый метод гибридной войны?
— Если честно то, что используется в Крыму, это уже не новый метод гибридной войны Российской Федерации, так как она в своем государстве не менее 10 лет использует такие методы. Что касается журналистов-блоггеров, то это, прежде всего, задача просто ликвидировать информационное пространство в Крыму. Взять его полностью под контроль власти, а также запретить, чтобы информация из Крыма выходила за пределы полуострова. Это цель преследования журналистов. Что в этом случае делать? В этом случае человеку нужно самому определиться, он остается в таких условиях и будет бороться, или все-таки понимает риски и уезжает из Крыма. В данной ситуации есть различные стратегии, как себя вести.
Что касается общественных активистов, то главная цель — просто уничтожить гражданское общество, чтобы никто не мог со стороны услышать, что в Крыму есть люди, которые не согласны, так как Россия хочет дальше продвигать миф о том, что якобы все были согласны с аннексией, оккупацией. Но это не так.
— Если говорить о других резонансных, появившихся в последнее время делах, в частности, о так называемых «крымских диверсантах». О чем свидетельствует появление таких дел?
— Это свидетельствуют о том, что это дело также из категории политически мотивированных. Мы видим, что это большая провокация. Что касается деталей, тут большая проблема, ведь де-факто «власть» делает все, чтобы адвокат, нанятый семьей, не получил доступа к Евгению Панову, потому что есть что скрывать. Если бы это была честное дело и, действительно, люди были бы в чем-то виноваты, то почему не допустить адвоката, почему не сделать заседание открытым? Потому что есть что скрывать: прячутся следы давления или следы пыток. Это уже четкий сигнал того, что дело сфабриковано. И к сожалению, большего мы не знаем, поскольку адвокат уже третью неделю пытается получить доступ. Уже есть решение Европейского суда по правам человека, ответ по 39-й статье, согласно которой Европейский суд требует также доступ адвоката к подзащитному, но до сих пор Россия этого не выполнила.
