Украинский активист Владимир Балух на заседании «Раздольненского районного суда» прокомментировал факты преследования, которым он подвергался с 2014 года, отметив, что тех, кто принимал в этом участие, постигнет наказание. Балух напомнил о факте подбрасывания ему боеприпасов, преследованиях, случаях срывания украинского флага с его жилища. Украинец отметил, что действия, совершенные в отношении него, это чей-то политический заказ.
Он добавил, что у суда нет ни единого факта, даже косвенного подтверждения того, что он когда-либо приобретал, хранил или имел хотя бы дистанционный контакт с обнаруженными предметами, обнаруженными в его доме.
Полный текст выступления Владимира Балуха.
«Я более конкретно скажу о нескольких вещах.
Во-первых, все расследование, все действия прокуратуры в суде говорят только об одном (это мое предположение, которое основано на глубоком анализе всех происшедших событий) – все органы дознания, и прокуратура, и Следственный комитет выполняли чей-то заказ. Как об этом уже сказала Ольга Николаевна (Динзе, — прим.КПГ), и я с этим абсолютно согласен, нет ни единого факта, нет даже косвенного подтверждения того, что когда-либо я приобретал, хранил, имел какой-то там контакт с этими обнаруженными предметами. Которые обнаружены в доме, который мне никогда не принадлежал, никакого отношения к этому дому я не имею, там проживает моя супруга. Нет ни одного доказательства, что я в этом доме хранил когда-либо дорогие мне предметы. Если бы органы дознания или прокуратура задались целью узнать, какие еще там есть дорогие мне предметы, которыми я пользуюсь или собираюсь использовать в каких-то преступных или не преступных намерениях, то они бы с легкостью сделали вывод, что даже весь инструмент у меня хранится в доме у матери, по адресу ул. Мира, 20 в Серебрянке. Даже все ценное, что у меня есть, оно все там находится.
Если суд хочет привязать меня к этому дому, по ул. 40 лет Победы 18, я, конечно, имею к нему какое-то отношение. Но вся моя деятельность связана с домом по ул. Мира, 20. Там постоянно находится пожилая мать, она никуда не уезжает, за исключением редких визитов к соседям. Постоянно есть соседи, спереди и сзади, с переулка (дом, — прим. КПГ) просматривается со всех сторон. Проникнуть в дом в дневное время очень сложно, также и в ночное, у всех соседей есть собаки, они подымают лай, кто-то все равно выйдет, может увидеть и обнаружить. Поэтому в домовладение, которое принадлежит, в том числе и мне, равно как и матери и моей сестре, подкинуть ничего было невозможно, точнее, было очень сложно незаметно это сделать. Я еще раз обращаю внимание суда, что в этом доме находится 4 чердака, которые можно было исследовать с таким же рвением, как это было сделано по адресу ул. 40 лет Победы, 18. Но я больше чем уверен, что более 1-2 чердаков там бегло даже не осмотрели. На чердаке у мамы можно было порыться часа два, искать то, что было заявлено в этих бумагах – ищи не хочу. Но почему-то этого не было сделано. Я не присутствовал, не знаю, но максимум, что могли там сделать– это прошлись по чердаку, по одному из четырех. Может, еще на кухню для проформы заглядывали. Весь обыск у мамы провели часа за полтора, не более. В момент действий по ул. 40 лет Победы, 18 находилась куча народу, кого там только не было, все ходили обутые по коврам, как хозяева себя вели в это доме. Попов (Начальник уголовного розыска разольненского отдела «полиции» Попов Дмитрий Николаевич — прим. КПГ) вообще по моим документам топтался, которые я разложил, чтобы рассортировать с утра, с нахальной улыбкой, рассказывая: «вы же нас в гости не приглашаете, вот мы сами к вам напросились». Эти его слова может подтвердить каждый, кто там присутствовал в этот момент в комнате. Чердак для меня не имеет никого значения, максимум, где я совершал какую-то деятельность на чердаке, это в районе его дверей, не дальше, я не залазил на самый чердак, то коробку поправлял, то надо было подтянуться к крышам. Это происходило все не далее коробки дверей. Я вообще никогда не задумывался, что в доме есть чердак, мне на ум не приходило какую-то деятельность там производить. Я анализировал фотографии, которые имеются в материалах дела (понятно, что никто там отпечатков пальцев и близко не снимал), вещи, которые там находились, не принадлежали моему сыну, нашей семье, это еще от предыдущих хозяев там валялись, никому это интересно не было. Но зато было очень кому-то интересно, какой-то юмор иезуитский, под установленным на крыше государственным флагом Украины на тот момент, положить что-то запрещенное к обороту, и с подлой наглой ухмылкой потом все это изъять, и рассказывать здесь, в суде, что я нервничал. «Великий психолог» Попов определил, что я заметно нервничал. Кстати, это тоже относится к данному делу – у меня есть достоверная информация, что Попов в данный момент здесь не находится, он ушел в отпуск. На 99% процентов все владеют информацией, что он из отпуска уже сюда не вернется, отбыл на континент в Волгоградскую, по-моему, область, откуда он сюда приехал натворить пакостей, потому что ему здесь не жить и не отвечать. Но. слава Богу, есть еще те, кому здесь жить, и их время еще придет. Это косвенный, возможно, но это факт, свидетельствующий о том, что «мавр сделал свое дело, мавр может уходить».
Я заявляю, что весь мой анализ произошедших событий и до 8 декабря (2016 года, — прим. КПГ), и после 8 декабря, привел меня к выводу, что основным действующим лицом в организации этой провокации, фарса, который разыгран в отношении меня, является Попов. И я очень благодарен своему защитнику Тарасу Владимировичу Омельченко за то, что он этот вывод сделал из материалов дела. Мое абсолютное убеждение, что Попов был вдохновителем и распределителем ролей, организатором (я сейчас не говорю о самом факте подбрасывания, здесь есть несколько версий). Когда преследовали меня, каждый раз срывались флаги, похищались мои вещи, всегда в доме находился Попов, всегда он был в центре событий, всегда он руководил этими действиями. Тут не надо быть семи пядей во лбу, чтобы сделать вывод, к которому пришел я, только логическое сопоставление фактов и всего, что происходило.
Я волнуюсь, потому что это касается меня лично, моей жизни, в которую грубым образом вот так вот вторглись, потоптались и нагадили. Сейчас некоторые уже отходят в сторону, в отношении некоторых возбуждены уголовные дела, некоторые, кто принимал в этом участие, сидят. Поэтому я глубоко убежден, что каждого постигнет наказание за его грехи, преступления, которые он совершал не только в отношении меня, но и всего людского, что существует на этой земле. Здесь двух мнений и вариантов быть не может, вариант только один – каждый будет наказан за это все, что сделано.
Что касается еще материалов уголовного дела. Взят и обыгран сам факт того, что по месту жительства моей гражданской супруги обнаружили какие-то запрещенные к обороту предметы. Казалось бы, для разумного человека – ну и все, ищите, откуда взялись, как они вообще родились на свет, эти боеприпасы, какой их дальнейший путь, кто мог их приобрести, каким образом, кто мог их туда поставить? Нет же, не произведено ни одного действия в этом направлении, как уже говорили адвокаты неоднократно, ни одного движения, чтобы проследить путь этих боеприпасов. Ведь были официальные лица, которые подписывали какие-то документы – распределить, выдать или списать. Путь этих предметов никого не интересовал, никто не отслеживал путь, по которому они могли оказаться на чердаке домовладения по ул. 40 лет Победы, 18. Это то направление, которое могло бы привести к объективному расследованию реального преступления. Потому что в отношении меня совершено преступление, об этом будет и далее идти речь, будет обращение и в суд, и во все возможные органы. Раз нельзя найти истину в одной инстанции, естественно, пойдем в другую, будем дальше искать эту истину, этот путь не закончится моим поражением, потому что там, где правда, там и Бог. И эту правду я все равно найду, и всех причастных вытащим на свет божий. То, что вы хотите упечь меня в тюрьму, чтобы я этого не сделал, это вам не поможет никогда в жизни.
Свобода – это состояние не перманентное, это образ жизни, образ существования человека.
Если суд внимательно слушал вчера мои показания, если внимательно проанализировать все сказанное свидетелями, то я вам набросал три версии, которые считаю достойными того, чтобы их рассмотрел следователь еще до того, как передавать дело в суд. Этими версиями является то, что дом мог быть приобретен с этими боеприпасами, или что они были подброшены недоброжелателями, потому что я всегда вел и веду активную жизнь, в том числе и политическую. У меня есть политические оппоненты, есть люди, которые в меру воспитания, на мой взгляд, неправильного, считают меня виновником их бед. Они живут плохо, а виноват я, потому что на что-то им открываю глаза. Открываю глаза – а это же надо задумываться, а задумываться вредно, вдруг найдешь настоящую причину, это опасно. Поэтому есть недоброжелатели, и есть правоохранительные органы, которые выполняют заказ — это что, из области фантастики? Или таких случаев, доказанных сотнями, если не тысячами, не в истории юриспруденции? Нет в юридической практике ни одного факта, когда правоохранители подбрасывали запрещенные предметы с целью совершить какие-то незаконные действия по отношению к подозреваемому или просто человеку? Я сейчас с другой планетой разговариваю, где таких случаев не было никогда? По-моему, это все достаточно в открытом доступе находится. И, естественно, факт засекречивания получения информации. Скажите, я что, носитель государственной тайны? Или есть документ, подтверждающий, что я могу быть причастным к каким-то государственным тайнам? Оперативная информация засекречена – как может кто-то, в том числе и прокурор, может быть убежден, что это информация действительно имела место быть? Даже если кто-то кому-то позвонил, это фиксируется. Сам факт фиксации звонка, или наличие какого-то документа об этой информации? Если я действительно что-то приобретал, должен быть какой-то след какой-то остаться. У нас в Серебрянке по субботам рынок, приезжают торгаши. Может, их всех надо было опросить, привозил ли кто-то в продажу тротиловые шашки, патроны 5,45, по сколько продавали, откуда у меня взялись средства для приобретения этого всего? Продал ли я молоко и пошел купил это все? В том числе и 19 гильз – маленький, но иезуитский фактик. Я что, их где-то отстрелял? Или для чего я приобретал и незаконно хранил 19 гильз, что мне с ними делать, свистеть, как в колпачок ручки? Пусть это косвенные все факты, но это лишний раз подтверждает общую картину – что существует заказ «уработать» Балуха. От кого именно, я назвать не берусь, потому что у меня достаточное количество есть вот таких вот мерзавцев, которые готовы любым путем меня оболгать, спрятать за решетку. Я за этого… не зря говорил. Сын его работал в правоохранительных органах, его даже оттуда выперли. Но он при этом брата своего засадил в тюрьму, забрал у него какую-то старую «лушпайку» (автомобиль?) это просто как характеристика человека. Теперь эта старая «лушпайка» гниет у него во дворе, но он чувствует себя великим человеком, как вот он такое сделал. Это все факты, которые можно проверять, можно не проверять, от этого они фактами не перестают быть. Защите не дали провести те экспертизы, которые действительно доказывали или опровергали факт моей причастности, отказали в применении полиграфа для моих показаний, чтобы сомнения в их правдивости, насколько это возможно отпали. Я человек бесхитростный, как я сам поступаю, так наивно полагаю, что и люди поступают также в отношении меня. Хитростью и ловкачеством никогда не страдал, всегда действовал прямолинейно и открыто. В том числе всегда открыто говорил то, что и в суде…
Но никто этих версий не проверил. Никто не спросил, есть ли у меня предположения, откуда там (боеприпасы, — прим. КПГ) это могло взяться. То есть, факт моего проживания в этом доме был доказан всеми, почему-то такое убеждение, что я проживаю в этом доме. Но почему у меня, как проживающего в этом доме, было не спросить – как они могли там оказаться, на чердаке? Никто не спрашивал, бывал ли я там когда-то, использовалось ли это помещение, ни один из этих вопросов задан не был.
Может быть, я не все сейчас помню, я не профессиональный юрист, но что сейчас вспомнил, я сказал. У меня будет еще возможность, когда последнее слово дадут, я думаю, я тогда еще выскажусь.
Это только то, что касается этого кем-то инсценированного, инспирированного факта. Чердак не является жилым помещением домовладения по ул. 40 лет Победы, 18. Я хотел обратить внимание еще на такой факт. Если прослушать записи предыдущих заседаний, когда говорили свидетели, причем, им вопросы никто не задавал, но вот как подготовлено они об этом говорили – «камка (морская водоросль) выглядела слежавшейся, видно, ее давно не трогали». Взять любого человека, который хоть раз имел дело с камкой, он скажет, что камку слежавшуюся от не слежавшейся отличить невозможно. Она имеет такие свойства – ты ее положи сверху, и она выглядит слежавшейся. Целенаправленно на этот факт обращали внимание понятые, которые спешили сильно, им в 2 часа надо было быть на работе в Перекопе, но в час, когда мне предъявляли вещественные доказательства, они каким-то образом там присутствовали, есть записи, можно прослушать, проанализировать все. Но вот они настойчивы – мы подошли, там был бугорок слежавшейся камки. Любой эксперт, если запросить экспертизу, определить, давно или недавно в камке что-то хранилось, не сможет. Это непрямые, но доказательства того, что все было инспирировано. Иначе свидетелям говорить вот таким образом не имело смысла. Если бы не было факта подброса, то не было бы надобности все это так инспирировать. Как бегал водитель здесь конвойный. Он тоже находился у меня в доме, я его там видел, тоже топтался своими грязными ботинками по паласу, по документам моим. И потом здесь, когда допрашивался один свидетель, я обращал на это внимание суда, он бегал кругом и передавал, что правильно говорить, услышав наши вопросы, корректировал следующего свидетеля, что тот должен сказать. Когда на это обратили внимание, он начал по телефону это делать здесь, не выбегая из зала суда. Зачем, если кто-то говорит правду, производить при этом такие манипуляции – бегать, подсказывать, как правильно сказать свидетелю. Если все сложить, факт к факту, то не надо заниматься глубоким анализом, все лежит на поверхности – меня за уши хотят притянуть к каким-то предметам, к которым я никогда никакого отношения не имел. Но которые каким-то образом оказались у меня на чердаке. Вместо того, чтобы проследить путь этих предметов от места изготовления до моего чердака, какие подписи ставились в сопроводительных документах, какие руки к ним прикасались, как я мог отстрелять 19 гильз, из чего? Или хотя бы версию выдвиньте, для чего я приобретал 19 гильз, если я их не отстреливал. Для чего я их хранил на чердаке, что я с ними мог сделать? Логически подумать – для чего я приобретал эти тротиловые шашки, и чем бы я их взорвал? От спички можно самому пострадать. Никаких бикфордовых шнуров у меня не нашли, ни взрывателей. Для чего я их приобретал – чтобы ходить по селу и хвастаться? Как согласно версии прокуратуры по предыдущим двум обыскам, я ходил, «бухал» по Раздольному и всем рассказывал, что я краденые вещи продаю — приезжайте, распродажа в Серебрянке, на ул. 40 лет Победы, 18, недорого продаю краденое. И потом ко мне с обыском приезжали. Также ходить по Серебрянке, хвастаться, что у меня тол или тротил, как там оно правильно называется? От проведения психологической экспертизы суд отказался. Насколько я понимаю, в моей вменяемости, в том, что я не психически больной человек суд не сомневается. И раз отказались проводить мой допрос с применением полиграфа, значит, тоже в правдивости моих слов никто не сомневается? Тогда в чем причина, откуда эта пятерка (5 лет) рисуется в больной голове нашей нездоровой власти?»
